Клим Драконоборец и Зона Смерти - Страница 15

– Кувалду изобразим на месте, если будет нужда, – молвил он вслух и направился к выходу.

Его тревожило пророчество насчет обратного пути. Три дня, пять или десять – разница невелика, но если путешествие затянется на пару месяцев, кто будет править королевством? Советники, конечно, люди мудрые, надежные, но вотчина у каждого своя, а за державу думает король. Думает и решает! Пока в стране тишь да гладь, можно положиться на советников. А вдруг?.. Вдруг орки перейдут границу? Вдруг киммерийцы устроят набег? Вдруг взбунтуются гномы или князь Нехайский, пользуясь безвластием, посягнет на трон дракона?

Обуреваемый такими думами, он спустился вниз. Там поджидали стражники и герольды, а вокруг собрался народ, большей частью из приезжих, коим было любопытно поглазеть на короля. В воздух полетели шапки, какая-то девица бросила под ноги Климу букетик полевых цветов, потом толпа дружно выдохнула:

– Вира лахерис, твое величество!

– Майна хабатис, – отозвался Клим. – Пусть Господь вас благословит.

Юный герольд придержал ему стремя, но он не торопился. Жди подарка… – сказал дух. Интересно, какого?

В толпе наметилось бурление – кто-то, вовсю работая локтями, проталкивался к королю. Невысокий, длинноносый, с лохмами цвета соломы и в кафтане с изумрудным орденом… Не иначе как Гортензий де Мем, рыцарь Круглого стола!

Добравшись до Клима, Гортензий преклонил колени.

– Твой слуга, государь! Разреши слово молвить!

– Валяй, – сказал Клим. – Хочешь насчет пьесы посоветоваться?

– Нет, владыка. Я с ответным даром. С драгоценностью, что хранится в нашей семье целое столетие!

Он вытянул руку с раскрытой ладонью. Там, заключенная в прозрачный шарик, застыла бабочка с крыльями темными как ночь. Небольшая – шарик размером со сливу, а бабочка и того меньше.

– Что это? – спросил Клим.

– Сон, мой господин. Если помнишь, я торгую снами. Сны в таких футлярах из прочного стекла. Если его разбить, бабочка оживет, станет летать над веками спящего, и привидится ему то, что заказано, – мать, умершая много лет назад, сказочная страна, о которой мечталось, или он проведет ночь в объятиях любимой. Есть сны для девушек и женщин, есть для мужчин, есть для детей… Разные сны. Но этот сон – особый.

– Благодарю. – Клим принял шарик из рук Гортензия. – И в чем же эта особенность?

– В том, государь, что, где бы ты ни очутился, приснится тебе самый близкий человек, и сможешь ты его увидеть и с ним поговорить. А сказанное тот человек услышит, поймет и сделает все по твоей воле, будто не сон ему был послан, а был ты с ним наяву. Чародейство предков моих, господин, пиктских друидов… Сохрани этот сон. Вдруг пригодится.

– И правда, пригодится. – Клим спрятал шарик в пояс. – Предки твои, Гортензий, были мудрецы. Такую придумали телепатию!

Он поднялся в седло, кивнул де Мему и пришпорил скакуна. Толпа раздалась, кто-то крикнул: «Ждем на праздник урожая, государь! У нас, в Липах-на-Взгорье! Вместе с королевой!» До завершения жатвы и праздника было еще двадцать с лишним дней. Вернусь ли? – подумал Клим.

Фортуна благоволит, сказал дух. Однако придется странствовать по горам, лесам и соленым водам… Не один день! С чего бы? В сапогах ни колес, ни мотора, портиться нечему, и бензин им не нужен…

Вернувшись во дворец, в свои покои, Клим застал там беготню и суету. Носились слуги с блюдами и крынками, фрейлины их подгоняли, а из будуара королевы, где она занималась чтением, танцами и вышиванием, слышались женские голоса, звон посуды и временами басовитый кошачий вопль. Кажется, его будущему проводнику приходилось не сладко.

Тихо ступая, Клим приблизился к двери и заглянул в комнату. Там было полно женщин; Омриваль сидела в кресле, ее окружали с десяток фрейлин, а в середине будуара стояла ведунья госпожа Хоколь с сосиской в левой руке и аппетитным карасиком в правой. У ее ног сидел хатуль мадан: уши торчком, усы шевелятся, морда умильная. Рядом с ним поднос, но пустой. Возможно, он предназначался для карася или сосиски.

Супруга графа Ардалиона была, как обычно, в строгом синем платье до пят и темной кружевной мантилье. Волосы длинные, темные, взор суровый, губы строго сжаты. Но, судя по тому, что руки ее были заняты, колдовать она не собиралась.

– Я сказала, пой! – Голос госпожи Хоколь был повелительным и звонким. – Королева желает послушать. Пой, нечисть полосатая!

– Ммне могу-уу! – провыл хатуль мадан.

– А сосиску хочешь?

– Очень! И ррыбку!

– Тогда пой! – Хоколь опустила карасика. – Направо иди и песнь заводи! Живо!

– Сказал, ммне могу-уу! Дуб нужен и цепь златая! Куда идти, если цепи ммнет?

– Я тебе покажу цепь! – пообещала госпожа Хоколь, снова поднимая рыбку. – В подвал отправлю с цепью на шее, и будет она не златая, а железная. Вот тогда и запоешь! – Она откусила от сосиски, прожевала и заметила: – Ммм… вкуснота какая… А тебе – крысы. Конечно, если поймаешь.

Фрейлины захихикали. Омриваль, добрая душа, пригорюнилась, – похоже, ей было жалко кота. Но обитательницы замка, даже сама королева, соблюдали правило: с госпожой Хоколь не спорят.

Ведунья заговорила, плавно помахивая то сосиской, то карасем:

– У нас в Хай Бории не капризничают и все почитают короля и королеву. Скажет королева: квакай! – будешь квакать. А не захочешь, так я помогу. – Она положила сосиску на стол и щелкнула пальцами. – Желаешь в жабу превратиться? Или в лягушку? Или все же будешь петь?

Лихо она его дрессирует, подумал Клим. Цирк дедушки Дурова, и только!